Что происходит в ахтубинском ковид-госпитале. Часть третья

Понедельник на этой неделе полностью оправдал звание дня тяжелого. 16 ноября мы опубликовали историю Зарины Байрамовой, чей папа умер 15 октября в стенах ковид-госпиталя Ахтубинской ЦРБ. После этого астраханский минздрав опубликовал опровержение на нашу публикацию, заявив, что проблем с кислородом у пациентов медицинского учреждения нет, а КТ, который уже полгода не работает, поэтому больным делают все это время рентген, не позволяющий узнать процент поражения легких, вот-вот и отремонтируют. Наши коллеги, многие другие региональные СМИ, это опровержение, особо не сомневаясь, похоже, опубликовали на страницах своих порталов.

Однако, несмотря на попытки чиновников скрыть правду, в распоряжении «Блокнота-Астрахань» оказалась и вторая история. Папа Ангелины Лапшиной умер 14 октября. Мужчина также жаловался на проблемы с кислородом.

По имеющимся у нас данным, министерство здравоохранения подало жалобу на наше СМИ, пытаясь обвинить в распространим фейков. Ну что же, продолжаем публиковать истории жителей Ахтубинска. Если бы ведомство направило свои силы не на борьбу с порталом, рассказывающим о проблемах, а на их решение, то без труда обнаружило, что жалобы на работу ахтубинского ковид-госпиталя есть даже в их же официальном аккаунте в инстаграме, прямо под постом об обвинении нас во лжи.

Итак, третью историю нам рассказала Елена Истомина, чья мама умерла 6 ноября.

Дабы нас снова не обвинили во вранье, приводим дословно рассказ нашей героини.

«Прошло совсем мало времени, и мне очень больно об этом говорить, но я должна это сделать. 15 октября у мамы поднялась температура, начался сильный кашель, пропали запахи. 16 октября удалось вызвать врача и мама получила направление на рентген, который в понедельник, 19 октября, показал двустороннюю пневмонию. Бить в колокола мы начали в первый же день заболевания, так как уже понимали: наступили времена, когда помочь своим близким можем только мы сами, подключая знакомых и не очень знакомых людей, обрывая телефоны всех, у кого есть хоть какой-то «выход» на медиков, покупая лекарства. И только​ 21 октября мама с большим трудом попадает в инфекционное отделение ЦРБ Ахтубинска с диагнозом «двусторонняя пневмония», сатурацией кислорода в крови на тот момент составляла 92%. Степень поражения легких на тот момент была неизвестна, так как в Ахтубинской ЦРБ не работает КТ - не работает давно, в разгар пандемии, вопреки всякому здравому смыслу! В инфекционном отделении мама получает лечение. Да, может, не совсем своевременное, да, мы покупаем лекарства, но с​ учётом общей ситуации и загруженности медперсонала, она его получает. Ей даже сбивают там температуру. Даже - это ключевое слово, дальше будет понятно почему. Кислород был,​ и я не беру в счёт 15-20 минут, когда он отсутствовал в связи с дозаправкой, это чисто технический момент. Но кислород был. В ночь с 24 на 25 октября маме становится хуже. Сатурация падает до 70%. Она звонит и говорит нам, что задыхается​ и что из медицинского персонала на этаже нет никого. Мы начинаем обрывать все телефоны, которые у нас есть, просто для того, чтобы к маме подошли. В итоге маме оказывают помощь, поднимают сатурацию до 86%. Наступает 26 октября и маму переводят в ковидный госпиталь, так называемую «красную зону», чему мы были несказанно рады. Так как там, как нам казалось и как на самом деле и должно быть, есть все условия для тяжёлых больных: повышенный поток кислорода, интенсивное лечение, на худой конец - ИВЛ. Но мы очень сильно ошиблись, и два дня, которые наша мама провела в ковидном отделении, мы убеждены, стали роковыми и привели вот к такому трагическому исходу. Переводят маму утром, часов в девять. Примерно с 12.00 до 13.00 мама звонит и говорит, что дышать больше не может, что все это время не было кислорода. Осталась даже небольшая переписка с ней, которая это подтверждает. Мы в который раз начинаем обрывать все телефоны, чтобы узнать обстановку. Медперсонал отвечает, что должен быть. Теоретически да, но практически его не было несколько часов! 

Через некоторое время мама перезванивает и говорит, что кислород дали. Далее наступает вечер, мама жалуется на температуру 38,3. И говорит, что ей весь день вообще ничего не делают и никто к ней не подходит. Проходит ещё пару часов, температура поднимается до 39. Мы начинаем обрывать телефоны и добиваемся сквозь​ недовольства, что​бы ей сделали хотя бы жаропонижающий укол. Температура сбивается до 38.5. Наступает утро. Я встречаюсь с начальником ковидного госпиталя Азаматом Нурекешевым, умоляю, прям умоляю со слезами на глазах, помочь моей маме. Говорю о том, что ей ничего не делают. Он убеждает меня в обратном: что лечение она получает по протоколу, даже называет, какие у неё показатели сатурации, при том, что маме её никто не мерил все это время (мы знаем эти показатели, потому что купили ей собственный прибор). Еще до поступления в ковид-отделение мы проконсультировались с рядом врачей, занимающихся лечением пациентов с COVID, которые рассказали, что очень хороший эффект даёт определенный препарат или его аналоги. Мы нашли препарат в Москве, несмотря на достаточно высокую цену, готовы были приобрести его и в течение суток доставить в Ахтубинск. Я сказала руководителю ковид-отделения о том, что мы готовы купить любые дорогостоящие лекарства. Он ответил, что в этом нет необходимости, так как в больнице все лекарства есть. Я ухожу от него в надежде, что ситуация поменяется.​ Но время идёт, а ситуация не меняется никак. Мама по-прежнему жалуется, что никто не подходит, ничего не делает, температура 39,5 и её никто не сбивает. Уже несколько дней мы параллельно плотно заниматься вопросом об эвакуации мамы в Волгоград, потому что понимаем, что здесь ей не помогут и это ее единственный шанс на спасение. Вечером маме становится совсем плохо. Мы опять начинаем обрывать телефоны и выходим через знакомых на какую-то медсестру, которая, как мы считаем, продлила в какой-то степени маме жизнь. Просим её сделать маме жаропонижающий укол и антибиотик. Она все это делает, чем хоть как-то облегчает состояние мамы. В этот же вечер, точнее в ночь, нам все-таки удаётся эвакуировать маму в Волгоград. Там медики оценивают состояние мамы как крайне тяжелое и предпринимают колоссальные усилия для ее спасения. Обследование КТ показало поражение лёгких 67%, через три дня ей становится хуже и её подключают к аппарату ИВЛ. Мама лежит под ИВЛ, но лучше уже не становится, хотя надежда все еще есть и мама сражается за свою жизнь. Ей успевают сделать два переливания плазмы. На наше объявление о сборе плазмы откликнулось много людей, спасибо им огромное. К сожалению, это тоже уже не помогает и утром 6 ноября врачи предупреждают, что скорей всего ее сердце не выдержит. В 12.20 6 ноября наша мамочка умерла.

И сейчас мы задаём себе вопрос: все ли мы сделали возможное? А задаёт ли себе этот вопрос начальник отделения, который, по словам в том числе и медперсонала, и близко к своим пациентам не подходит, мы не знаем. Мы сейчас не говорим о том, что человека, который заболел COVID, должны обязательно вылечить. Мы понимаем, что вирус новый, что ведёт он себя избирательно, что каждый случай индивидуален, что никто никогда не даст никаких гарантий: умирают молодые, здоровые люди, выздоравливают старики с тяжелейшими поражениями и сопутствующими заболеваниями (которых, кстати, у нашей мамы даже не было). Но мы также понимаем, что жизнь отдельно взятого человека бесценна и медики должны, раз уж они выбрали такую профессию, с должным вниманием относиться к каждому пациенту, и даже в таких сложных условиях не относиться наплевательски к своим прямым обязанностям. И мы абсолютно точно можем говорить о том, что такие врачи наносят прямой вред, не оказывая им должного внимания, не проводя необходимое лечение, не контролируя своевременно наличие кислорода, лекарственных препаратов, работу своих подчиненных. Таких историй, как наша, к сожалению, очень много. Сама система сейчас такова, что добиться чего-то очень тяжело. Все происходит за закрытыми дверями и доказать что-то практически невозможно. А в тот момент, когда спасаешь своих близких, просто не задумываешься о том, что надо искать какие-то доказательства, подтверждения. Берегите своих близких!».

Это уже третий материал, подтверждающий достоверность опубликованных нами ранее данных. Нам уже совсем больше нечего добавить. Но неужели у кого-то еще остаются сомнения, что в Ахтубинской ЦРБ творится настоящий беспредел, из-за которого умирают люди?

Анастасия Вербина